Варшавская мелодия. Классическая «Варшавская мелодия Варшавская мелодия пьеса

Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?

«Главное — это тема обреченности. Любовь обречена, потому что государство сумеет растоптать вас своим паровым катком. И, сделав свою работу, оно удовлетворенно потирает руки над вашим прахом и над прахом вашего чувства. И два человека, когда они, наконец, встречаются, могут соединиться. Но уже нечем соединяться», — сказал Леонид Зорин в одном из интервью. «Варшавскую мелодию» он написал в 1966-м, вернув действие в конец 1946-го и оттуда протянув нить к оттепельному 1956-му и к застойному 1966 году. История о влюбленности польской девушки, студентки консерватории Гелены и прошедшего войну Виктора, будущего винодела, развивается с момента, когда чувство только зарождается — через годы, когда не оно умерло, а что-то самое важное уже перегорело, стало невозможным. По внешним ли причинам, по вине указа 1947 года, запретившего браки с иностранцами, или из-за внутренней нерешительности героя, вернувшегося победителем с войны и не решившегося бороться за личное будущее. Сила, слабость, любовь, мужество, мужественность, воля, безволие — их смыслы и оттенки ткут психологическую канву пьесы.

У нее были все шансы остаться лежать в столе. В СССР вовсю боролись с диссидентами, око цензуры бессонно следило за творческой жизнью. Первую зоринскую пьесу «Молодость» поставили сразу же в 1949 году (в Малом театре). Но уже в 1954-м запретили и вычеркнули из репертуара «Гостей», в 1965-м работу «Римская комедия (Дион).

Рубен Симонов начал репетировать «Варшавянку» (так назвал ее Зорин) в Театре им. Вахтангова с Юлией Борисовой и Михаилом Ульяновым, актерами уже далеко не юными — но он почуял именно в них возможность сделать точным рисунок этих ролей. Однако цензоры не желали литовать пьесу, требуя убрать из текста одно из главных — пресловутое сталинское постановление. Побывав на одной из репетиций, чиновники смягчились, не отступившись, правда, от названия — в итоге политически окрашенная «Варшавянка» стала «Варшавской мелодией». Премьеру сыграли 30 января 1967 года (художник — Э. Стенберг, дирижер — Р. Архангельский, произведения Шопена в исполнении Б. Давидович), а через два года появился телеспектакль.

«Варшавская мелодия» оказалась последним режиссерским жестом Р. Симонова. В 1967-м «За постановки пьес классической и современной драматургии в Театре им. Е. Б. Вахтангова» ему дадут Ленинскую премию. В конце 1968-го его не станет. Придя в студию Вахтангова в 1920 году, с 1939-го он был худруком театра, которому служил до самой смерти. «Варшавскую мелодию» называют его лебединой песней, как «Принцессу Турандот» у Вахтангова.

«Эта последняя работа стала как бы творческим завещанием Рубена Николаевича. Он смотрел влюбленными глазами на Юлию Борисову... заразительно хохотал, если у нас получалась какая-нибудь сцена. Одну репетицию, которая вдруг пошла импровизационно раскованно, сцену в музее, когда Виктор, влюбленный в прелестную Гелю, думает не о музейных редкостях, а о том, как бы поцеловать ее, он буквально прохохотал. Счастье творчества его пьянило... По изяществу и элегантности... это был истинно вахтанговский спектакль», — вспоминал Ульянов в книге «Работаю актером».

Ульянов многажды играл с Борисовой — в «Антонии и Клеопатре», в «Идиоте», в «Конармии», в «Иркутской истории», но «Варшавская мелодия» осталась одной из самых запомнившихся их работ. После вахтанговцев в Театре им. Ленсовета вариант с иной интонацией предложил И. Владимиров с А. Фрейндлих и А. Семеновым (а потом с А. Солоницыным). «В вахтанговском спектакле не было места войне, ужасам фашизма. В питерской «Варшавской мелодии» эта тема — чуть ли не на первом плане. Геля Борисовой как будто забывала об оккупации, Фрейндлих только о ней и помнила. Она показывала, как постепенно и трудно страх Гели перед жизнью, недоверие к миру вытесняются пришедшей если не любовью, то верой в любовь», — пишет Анастасия Арефьева (Петербургский театральный журнал, № 3 (65)/2011).

Пьеса Зорина — благодатный драматический материал, хотя здесь особенно важно найти актеров, которые смогут не потерять эмоции, верной тональности, на протяжении всего действия оставаясь на сцене вдвоем. Ее ставили по всей стране и во всем мире, причем не только в Париже или в Нью-Йорке — даже в Гаване. Но все постановки будут сравнивать с той, вахтанговской.

В 1998 году В. Андреев выпустил в Театре им. М.Н. Ермоловой «Перекресток», разыграв с Э. Быстрицкой (позже стала играть Т. Шмыга) написанное Зориным продолжение «Варшавской мелодии», где Ему и Ей уже на склоне лет дана еще одна возможность встречи. Недавно в обеих столицах появились новые версии самой «Варшавской мелодии». В 2007-м в МДТ ее «пропел» Л. Додин (Гелену сыграла У. Малка, Виктора — Д. Козловский). А в 2009-м в Театре на Малой Бронной С. Голомазов — с Ю. Пересильд и Д. Страховым. Это — рефреном повторяющаяся история разных времен. Как говорила Геля? «Сколько людей живут со мной в одно время. И я их никогда не узнаю. Всегда и всюду границы, границы... Границы времени, границы пространства, границы государств. Границы наших сил. Только наши надежды не имеют границ».

Москва. Декабрь 1946 г. Вечер. Большой зал консерватории. Виктор садится на свободное место рядом с девушкой. Девушка говорит ему, что место занято, так как она пришла с подругой. Однако Виктор показывает ей свой билет и описывает девушку, которая ему этот билет продала. В ней Геля – а именно так зовут девушку – узнает свою подругу. В антракте выясняется, что Виктор здесь впервые. Он пытается узнать, откуда приехала Геля, – она говорит по-русски с ошибками и с акцентом, выдающим в ней иностранку. Виктор думает, что она из Прибалтики, а оказывается – из Польши. Они с подругой учатся в консерватории. Она певица. Геля сердится, что ее подруга предпочла концерту прогулку с молодым человеком.

После концерта Виктор провожает Гелю в ее общежитие. По дороге Геля рассказывает Виктору о себе. Русскому языку ее учил отец. Виктор рассказывает о своей жизни. Он учится на технолога: будет создавать вина. Читает ей стихи Омара Хайяма. Виктор хочет встретиться с ней еще и назначает свидание.

На остановке Виктор смотрит на часы. Появляется Геля. Виктор говорит ей, что боялся, что она не придет. Он не знает, куда им идти. Геле нравится, что он откровенен, что у него есть характер. Советует ему понимать: каждая женщина – королева. Переговорный пункт. Пустой зал, Геля собирается говорить с Варшавой. Пока они ждут ее очереди, она рассказывает Виктору, как болела два дня, как ее лечили чаем с малиной. Наконец, Геле дают кабину. Когда она возвращается, Виктор хочет узнать, с кем она говорила, но Геля смеется, перебирая вслух имена разных молодых людей. Скоро полночь. Геля хочет, чтобы Виктор проводил ее в общежитие. Но Виктор и не думает расставаться с ней и напрашивается на чай.

Музей. Виктор приводит сюда Гелю, так как больше им некуда деться: сам он не москвич. Геля рассказывает ему о польском городе Вавеле. Там похоронена польская королева Ядвига. Она была покровительницей университета в Кракове, и все ученики до сих пор пишут ей записки с просьбами помочь выдержать экзамен или облегчить учебу. Сама Геля тоже ей писала. Так, за разговорами, Геля и Виктор гуляют по музею, иногда заходят за статуи и целуются.

Комната в общежитии. Геля в домашнем халатике укладывает перед зеркалом волосы. Входит Виктор. Геля журит его, что он поздно пришел: так они могут не успеть к друзьям на встречу Нового года. Виктор принес ей подарок – новые туфельки. Геля в ответ дарит ему новый галстук, уходит на несколько минут, чтобы надеть платье. Когда Геля возвращается, то видит, что Виктор спит. Геля отходит в сторону, гасит большой свет. Потом садится напротив Виктора и внимательно на него смотрит. Тишина. Медленно начинают бить часы. Двенадцать. Потом, через некоторое время, час. Геля продолжает сидеть в той же позе. Виктор открывает глаза. Геля поздравляет его с Новым годом. Виктор просит у нее прощения за то, что все проспал. Оказывается, он разгружал вагоны, чтобы заработать Геле на подарок. Геля не сердится на него. Они пьют вино, слушают музыку, танцуют. Потом Геля поет Виктору старинную веселую песенку на польском языке. Виктор говорит ей, что мечтает, чтобы она вышла за него замуж. Он хочет сделать ее счастливой, чтобы она никогда ничего не боялась…

Та же комната. Геля стоит у окна спиной к двери. Входит Виктор. Они уже десять дней живут на турбазе, потому что Геля решила, что им нужно привыкнуть друг к другу. Виктор вернулся с дегустации. Он весел и опять говорит с Гелей о женитьбе. Геля холодна с ним. Она рассказывает ему новости: издан новый закон, воспрещающий браки с иностранцами. Виктор обещает плачущей Геле придумать что-нибудь, чтобы они могли быть вместе. Однако придумать ему так ничего и не удается. Вскоре его переводят в Краснодар, где он не имеет о Геле никаких вестей.

Проходит десять лет. Виктор приезжает в Варшаву. Он звонит Геле и договаривается о встрече. Виктор рассказывает, что приехал к коллегам, что стал ученым, защитил диссертацию. Геля поздравляет его и зовет в маленький ресторанчик, где поет ее друг Юлек Штадтлер. Оттуда видна вся Варшава. В ресторане за разговором Виктор говорит, что женат. Геля тоже замужем. Ее муж – музыкальный критик. Штадтлер замечает Гелену и просит ее спеть. Та выходит на сцену и поет песню, которую пела Виктору десять лет назад, – в новогоднюю ночь. Когда она возвращается, то рассказывает Виктору, что, приезжая в Вавель, всегда пишет записки королеве Ядвиге, чтобы она вернула ей Виктора. Виктор говорит ей, что он помнит все.

Улица. Фонарь. Геля провожает Виктора до отеля. Ему нужно уже уходить, но Геля не пускает его, говоря, что он должен понять: если он уйдет сейчас, то они никогда больше не увидятся. Она зовет Виктора в Сохачев – это недалеко. Завтра Виктор вернется. Но тот не соглашается, просит ее понять, что он здесь не один и не может уехать вот так, на всю ночь. Гелена напоминает: когда-то он смеялся, что она постоянно всего боится. Виктор отвечает: так сложилась жизнь. Гелена говорит, что все поняла, и уходит.

Проходит еще десять лет. В начале мая Виктор приезжает в Москву и идет на концерт, в котором участвует Геля. В антракте он заходит к ней в артистическую. Она встречает его спокойно, даже радуется его приходу. Виктор рассказывает, что у него все идет хорошо, теперь он доктор наук. В Москве он в командировке. А с женой расстался. Гелена говорит, что он – герой. Сама она тоже рассталась с мужем и даже со вторым. Ее друг Юлек Штадтлер умер. Она говорит, что жизнь идет вперед, что во всем есть свой смысл: в конце концов, она стала хорошей певицей. Замечает, что сейчас молодые люди даже женятся на иностранках. Потом спохватывается, что совсем не отдыхала, а антракт скоро заканчивается. Просит Виктора не забывать и звонить ей. Виктор извиняется, что побеспокоил ее, и обещает позвонить. Они прощаются.

Вариант 2

Шел 1946 год. В зале консерватории Москвы Виктор садится рядом с девушкой. Место занято, уверяет она, – придет подруга. Но Виктор описывает девушку, продавшую ему билет. В антракте Виктор хочет узнать, откуда Геля приехала – у нее акцент иностранки. Она из Польши, учится в консерватории. Геля сердита, что подруга концерту предпочла прогулку с юношей.

Виктор провожает Гелю в общежитие. Геля рассказывает, что русскому ее научил отец. Виктор говорит о себе: учится на технолога-винодела, читает стихи Хайяма и назначает свидание. Пустой зал переговорного пункта, Геля хочет поговорить с Варшавой. Они ждут, и она рассказывает Виктору, что болела и ее лечили чаем с малиной. Геле дают кабинку. Виктор хочет узнать, с кем она разговаривала. Девушка смеется, перечисляя имена молодых людей. Скоро полночь, но Виктор напрашивается на чай.

Музей. Девушка рассказывает Виктору о Вавеле – городе, где похоронена королева Ядвига. Была она покровительницей университета, и студенты до сих пор пишут ей записки, чтобы выдержать экзамен. Геля тоже писала. Они гуляют по музею, прячась за статуи, целуясь.

Общежитие. Геля делает укладку, поджидая Виктора. Он опаздывает. Они могут не успеть на встречу Нового года к друзьям. Виктор принес в подарок туфельки. Геля дарит галстук, уходит на минутку. Когда возвращается – Виктор спит. Геля гасит большой свет, садится напротив. Бьют часы двенадцать, потом час. Виктор открыл глаза и, поняв все, просит прощения Он разгружал вагоны, зарабатывая на подарок. Девушка не сердится, они пьют вино, танцуют. Героиня поет веселую старинную польскую песенку. Виктор мечтает, чтобы она вышла за него замуж, ничего не боялась и была счастливой. Вскоре Геля рассказывает новость: по новому закону запрещены браки с иностранцами. Юноша обещает придумать что-нибудь, но ему не удается. Он уезжает в Краснодар.

Прошло 10 лет. Виктор в Варшаве. Он встречается с Геленой, рассказывает, что стал ученым, диссертацию защитил. Они сидят в ресторанчике, откуда видна вся Варшава. Виктор говорит, что женат. И она замужем за музыкальным критиком. Гелену просят спеть. Она поет ту песню, которую пела 10 лет назад в новогоднюю ночь. Она, приезжая в Вавель, пишет записку королеве Ядвиге, чтобы вернуть Виктора. И он тоже помнит все, но нужно идти. Геля не пускает, говоря: уйдешь сейчас, и никогда им больше не встретится. Зовет в Сохачев – это рядом. Утром вернется. Но он не может.- Она напоминает, как он смеялся над ее страхами. Так сложилась жизнь – был ответ. Гелена все поняла и ушла.

Еще через 10 лет они встретились в Москве на ее концерте. В антракте Виктор зашел к ней. Она спокойна, даже радуется приходу. У него все идет хорошо, он доктор наук. В командировке. С женой расстался. Гелена тоже рассталась с одним мужем, и со вторым. Она хорошая певица. Вдруг замечает, что сейчас женятся на иностранках. Спохватывается и прощается с Виктором. Он извиняется: мол, побеспокоил. Обещает позвонить.

Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Варшавская мелодия Зорин

Другие сочинения:

Царская охота Москва. Ранняя весна 1775 г. Дом графа Алексея Григорьевича Орлова. Граф Григорий Григорьевич Орлов благодаря тому, что находится в свите императрицы Екатерины, которая приезжает в Москву, получает возможность увидеться с братом. Он застает брата в пьянстве и всевозможных Read More ......
Иркутская история На одной из строек Иркутска в продовольственном магазине работают две девушки – Валя и Лариса. Валя – кассирша, ей двадцать пять лет. Это веселая девушка, мало задумывающаяся о своем поведении и образе жизни, за что и заслужила прозвище Read More ......
Музыка Владимир Набоков – один из крупных русскоязычных писателей 20 века, мастер мистификации и загадок. В своих произведениях он предлагает читателям одну загадку за другой. Вот и рассказ “Музыка” не исключение. В нем автор ставит перед читателями одну из главных Read More ......
Есенин принимает жизнь с ее противоречиями, неустройствами, наконец – То успокоившись, “утихнув”, и “душой бунтующей навеки присмирев” (“Русь Советская”, 1924год). Так, например, в стихотворении “Видно, так заведено На веки…” (1925год), Есенин говорит о своем душевном успокоении: “Видно, так заведено на Read More ......
Дом Михаил Пряслин приехал из Москвы, гостевал там у сестры Татьяны. Как в коммунизме побывал. Дача двухэтажная, квартира пять комнат, машина… Приехал – и сам стал ждать гостей из города, братьев Петра и Григория. Показывал им свой новый дом: сервант Read More ......

Краткое содержание Варшавская мелодия Зорин

Леонид ЗОРИН

ВАРШАВСКАЯ МЕЛОДИЯ

Лирическая драма в двух действиях

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Прежде чем вспыхивает свет и начинается действие, мы слышим слегка измененный записью голос Виктора:

В Москве, в сорок шестом, декабрь был мягкий, пушистый. Воздух был свежий, хрустящий на зубах. По вечерам на улицах было шумно, людям, должно быть, не сиделось дома. Мне, во всяком случае, не сиделось. А таких, как я, было много.

Свет. Большой зал консерватории. Где-то высоко, у барьера, сидит Геля. Появляется Виктор, садится рядом.

ГЕЛЯ (мягкий акцент придает ее интонации некоторую небрежность) . Молодой человек, место занято.

ВИКТОР . То есть как это - занято? Кто смел его занять?

ГЕЛЯ . Здесь будет сидеть моя подруга.

ВИКТОР . Не будет здесь сидеть ваша подруга.

ГЕЛЯ . Молодой человек, это есть невежливость. Вы не находите?

ВИКТОР . Нет, не нахожу. У меня билет. Этот ряд и это место.

ГЕЛЯ . Ах, наверное, это там… (Жест - вниз.)

ВИКТОР . Как же - там… Именно тут.

ГЕЛЯ . Но это есть анекдот, комизм. Я сама доставала билеты.

ВИКТОР . Я тоже сам достал. (Протягивает ей билет.) Смотрите.

ГЕЛЯ (смотрит) . Вы купили на руках?

ВИКТОР . Вы хотите сказать - с рук?

ГЕЛЯ . О, пожалуйста, - пусть будет с рук. У брюнетки в рыжем пальто?

ВИКТОР . Вот теперь все верно. Чудная девушка.

ГЕЛЯ . Не хвалите ее, пожалуйста. Я не хочу о ней слышать.

ВИКТОР . Что-то, видимо, произошло. Она страшно спешила.

ГЕЛЯ . Так, так. Я знаю, куда она спешила.

ВИКТОР . А вокруг все спрашивают билетика. Представляете, какая удача?

ГЕЛЯ (небрежно) . Вы часто бываете в консерватории?

ВИКТОР . Первый раз. А что?

ГЕЛЯ . О, ничего…

ВИКТОР . Иду себе - вижу, толпа на квартал. Значит, дело стоящее, все ясно. Бросаюсь в кассу - дудки, закрыто. Администратор меня отшил. Что за черт, думаю, - чтоб я да не прорвался? Такого все же еще не бывало. И тут эта ваша, в рыжем пальто… А что сегодня будет?

ГЕЛЯ . Если вы не возражаете - будет Шопен.

Шум аплодисментов.

ВИКТОР . Шопен так Шопен. У вас есть программка?

ГЕЛЯ . Пожалуйста, тихо. Теперь - надо тихо.

Свет гаснет. Музыка.

Свет снова вспыхивает в антракте между первым и вторым отделением.

ГЕЛЯ . Почему вы не идете в фойе? Там можно прогуливаться.

ВИКТОР (не сразу) . Что-то не хочется. Шум, толкотня…

ГЕЛЯ . Вы не любите шума?

ВИКТОР . Смотря - когда. Сейчас - нет.

ГЕЛЯ . Вы любите музыку?

ВИКТОР . Выходит - люблю.

ГЕЛЯ . Стоило прийти, чтоб сделать такое открытие.

ВИКТОР . Глупо, что я сюда не ходил. Честное слово.

ГЕЛЯ . О, я вам верю без честного слова.

ВИКТОР . А вы - из Прибалтики?

ГЕЛЯ . Нет, не из Прибалтики.

ВИКТОР . Но вы ведь не русская.

ГЕЛЯ . Я богатая дама, совершающая кругосветный тур.

ВИКТОР . Ваша подруга в рыжем пальто тоже путешествует вокруг света?

ГЕЛЯ . Моя подруга… Не будем говорить про мою подругу. Она - легкомысленное существо.

ВИКТОР . Все-таки скажите, вы - откуда?

ГЕЛЯ . Не верите, что я богатая дама?

ВИКТОР . Не знаю. Я никогда их не видел.

ГЕЛЯ . Я из братской Польши.

ВИКТОР . Вот это похоже. Я так и подумал, что вы не наша… То есть я хотел сказать - не советская. То есть я другое хотел сказать…

ГЕЛЯ . Я понимаю, что вы хотите сказать.

Звонки. Антракт оканчивается.

ВИКТОР . А что вы делаете у нас?

ГЕЛЯ . Я у вас учусь.

ВИКТОР . В каком это смысле?

ГЕЛЯ . В консерватории, если вы ничего не имеете против. И моя подруга тоже в ней учится. Но она - ваша… То есть я хотела сказать - советская… То есть я хочу сказать, мы живем в одном общежитии.

ВИКТОР . Спасибо, я понял.

ГЕЛЯ . В одном обществе и в одном общежитии. Она тоже будущий музыкант. И между тем продала свой билет.

ВИКТОР . Для вас, наверно, большая скидка. Я даже не думал - довольно дешево.

ГЕЛЯ . Еще не хватало, чтоб она, как это… немножко спеку-ли-ровала. Довольно того, что она решила пойти слушать молодого человека, а не Шопена.

ВИКТОР . В конце концов ее можно понять.

ГЕЛЯ . Пан так считает? Я ее презираю.

ВИКТОР . Молодой человек тоже не валяется на каждом углу.

ГЕЛЯ . Я не знаю, где он валяется, но это скучный молодой человек. Он не любит музыки и этим отличается от вас. У бедной Аси постоянный конфликт. Любовь и Долг. Любовь и Дело. Совершенно ужасное положение.

ВИКТОР . Я-то уж на него не в обиде. Из-за него я здесь.

ГЕЛЯ . Вам повезло.

ВИКТОР . Мне всегда везет. Я счастливчик.

Звонки.

ГЕЛЯ . Это очень интересно. Первый раз я вижу человека, который этого не скрывает.

ВИКТОР . Зачем мне скрывать?

ГЕЛЯ . А вы не боитесь?

ВИКТОР . Чего мне бояться?

ГЕЛЯ . Люди узнают, что вы счастливчик, и захотят испытать, так это или не так?

ВИКТОР . Вот еще. Я Гитлера не испугался.

Аплодисменты.

ГЕЛЯ . Все. Теперь - тишина.

ВИКТОР (шепотом) . Как вас зовут?

ГЕЛЯ . Тихо. Слушайте музыку.

Свет гаснет. Музыка. Снова - свет. Фонарь. Переулок.

ГЕЛЯ . Вот наш переулок. А там, в конце, - наше общежитие. Спасибо. Дальше идти не надо. Можно встретиться с Асей. Если она увидит, что меня провожают, я потеряю… как это… моральное превосходство.

ВИКТОР . Значит, Геля - это Гелена. По-русски вы просто Лена.

ГЕЛЯ . Значит, вы - Виктор. По-русски вы просто победитель. Я - просто Лена, а вы - просто победитель. И все-таки не стоит переводить. Мне нравится мое имя.

ВИКТОР . Мне - тоже.

ГЕЛЯ . Каждое произведение в переводе теряет. Пан будет спорить?

ВИКТОР . Пан не будет спорить. Вас в комнате много?

«Варшавская мелодия». Театр на Малой Бронной.
Режиссер-постановщик Сергей Голомазов, режиссер Татьяна Марек,
художник Вера Никольская

«Варшавская мелодия». Малый драматический театр — Театр Европы.
Художественный руководитель постановки Лев Додин, режиссер Сергей Щипицин,
художник Алексей Порай-Кошиц (на основе идеи Давида Боровского)

В конце 1960-х годов по «Варшавской мелодии» Л. Зорина выходят два знаковых спектакля — в Москве пьесу ставит Рубен Симонов с Михаилом Ульяновым и Юлией Борисовой, в Ленинграде — Игорь Владимиров с Алисой Фрейндлих и Анатолием Семеновым, которого со временем сменил Анатолий Солоницын. Спустя почти 40 лет в каждой из столиц снова появляется по «Варшавской мелодии». Трудно удержаться от соблазна их «парного» сопоставления. Какими были спектакли театра Вахтангова и Ленсовета, как звучала тогда с огромным трудом прошедшая цензуру пьеса и, наконец, зачем и о чем ставят «Варшавскую мелодию» сейчас?

Зоринская пьеса появилась в очень сложное, идеологически неопределенное время. В 1964-м рождается Таганка, еще на слуху «Наследники Сталина» Евг. Евтушенко, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. Но уже прошли волнения в Тбилиси, подавлена контрреволюция в Венгрии и ревизионизм в Польше. В 1966-м судят Синявского и Даниэля. Заметно ужесточается цензурный контроль. «Горе от ума» Г. Товстоногова выходит в явно усеченном варианте. Снимаются с репертуара «Смерть Тарелкина» П. Фоменко в театре В. Маяковского, «Доходное место» в театре Сатиры, «Мистерия-Буфф» в Ленсовета, с трудом пробиваются на сцену эфросовские «Мольер» и «Три сестры».

А ведь Зорин тоже по сути диссидент. Он подписывается под письмом в защиту Синявского и Даниэля, его вызывают в партийный комитет, требуют покаяния. А он доказывает очевидные истины, повторяет, что место писателя за письменным столом, а не в лагере, говорит о царской терпимости к Салтыкову-Щедрину. Чуть раньше снят с репертуара его «Дион» («Римская комедия»), запретили «Серафима», перед этим — «Палубу».

«Варшавянку» ждала участь предыдущих пьес. Она застряла в Главлите. По слухам, просочившимся из недр цензуры, Зорину надлежало отказаться от ссылок на закон 47-го года, что означало фактическое убийство пьесы. А Рубен Симонов, уже начавший репетиции, повторял: «Я все равно покажу спектакль, а там пусть делают, что хотят. Я твердо решил — уйду из театра».

28 декабря 1966 года в пустом зале вахтанговского театра состоялся просмотр. Два заместителя министра и их сотрудники принимали спектакль. Случилось нечто непредвиденное — он произвел впечатление. Только вот название «Варшавянка» потребовали заменить: «Это ведь революционная песня». В середине января 1967 года виза была получена. Но дозволение играть «Варшавскую мелодию» — так называлась теперь «Варшавянка» — дали только театру Вахтангова. Симонов, Ульянов и Борисова выражали Зорину сочувствие, но всех троих переполняла радость от предстоящей премьеры. Лишь после премьеры вахтанговцев пьеса получила общую «визу». В 1968 году на территории СССР ее поставили 93 театра.

Зорин создал пьесу, безошибочно улавливающую малейшие вибрации времени — социального, политического, времени человеческой жизни. В «Варшавской мелодии» любовь в страшном и тайном заговоре с историей страны, с бездушным и бездумным государством-машиной. Кто виноват в несложившейся жизни? Виктор, который не пронес через годы любовь, или режим, что наводит порчу на всю жизнь? То, как именно режиссер и актеры объясняют/оправдывают невозможность счастья Гелены и Виктора, — «лакмусовая бумажка», проявляющая восприятие времени, в которое ставится эта пьеса.

…Центральную часть сцены театра Вахтангова занимала маленькая квадратная ложа консерватории. Два человека слушают музыку. Гелена — Юлия Борисова, ясноглазая блондинка с кудряшками на лбу и кокетливо заплетенной косой на макушке, кажется, слилась с музыкой Шопена, руки ее, глаза ее — сами звуки. Виктор никак не может усесться, ерзает, то и дело оборачивается на обворожительную соседку. Спектакль Симонова был вальсом, в звуках которого слышалась судьба самого Шопена, в середине жизни навсегда покинувшего Польшу.

Встреча Гелены и Виктора в Варшаве стала кульминационной сценой. Виктор смотрел Геле в глаза и вдруг резко отворачивался, уткнувшись лицом в фонарный столб и обхватив голову руками. Для Виктора— Ульянова на все просьбы Гелены «нет» — хоть и мучительный, но единственно возможный ответ.

В финале симоновского спектакля не было грусти по ушедшей любви. Виктор Ульянова верил: все к лучшему. В жизни ни на что никогда не хватало времени, она всегда заполнена делами — и это хорошо. О финале этой «Варшавской мелодии» в рецензиях пишут мало, как будто и вовсе не было последней встречи Гели и Виктора в Москве. Зато, словно сговорившись, рецензенты, рассказывают о чувстве «удовлетворения», с которым зрители выходили из театра. «Р. Симонов поставил спектакль, исполненный артистизма и изящества. Нас ни на секунду — даже в самые драматические моменты — не покидает чувство радости от искусства», — писал корреспондент «Правды» А. Афанасьев*. Кажется, в этом случае придется посмотреть «Правде» в глаза. Спектакль вахтанговцев действительно был праздником театрального искусства, радостного и радующего.

«Варшавская мелодия» стала для Рубена Симонова тем же, чем была для Вахтангова «Принцесса Турандот» — лебединой песней. И отсюда умопомрачительное и необъяснимое упоение театром. В этой «Мелодии» не могло быть минорных нот. Она была спета как гимн жизни.

«Варшавская мелодия» Игоря Владимирова — от начала и до конца полная противоположность симоновской постановке, спасшей пьесу. Но, несмотря на это, зоринским этот спектакль был в гораздо большей степени. Художник Анатолий Мелков оформил «Варшавскую мелодию» как документальную драму. Действие шло на фоне фотографий польской и российской столиц и их жителей. По бокам сцены — фотографии многократно увеличенных человеческих лиц…

Для Гели — Алисы Фрейндлих зрительного зала как будто не существовало. Здесь была такая степень откровенности, которую по определению нельзя доверить всем.

Геля—Борисова — гордячка-полька, экспансивная и грациозная. Ее роль казалась импровизацией. Гелена—Фрейндлих резковата, насмешлива. Блеском жизни она вовсе не искушена. Критики писали, что Гелена—Борисова рождена быть артисткой. Бедное студенческое платье сидело на ней как наряд от модного портного. Гелена—Фрейндлих становилась настоящей артисткой, многое в себе превозмогая. Актриса играла не только судьбу женщины, но и судьбу художника.

В вахтанговском спектакле не было места войне, ужасам фашизма. В питерской «Варшавской мелодии» эта тема — чуть ли не на первом плане. Геля Борисовой как будто забывала об оккупации, Фрейндлих только о ней и помнила. Она показывала, как постепенно и трудно страх Гели перед жизнью, недоверие к миру вытесняются пришедшей если не любовью, то верой в любовь. Но все же недоверчивость не могла исчезнуть совсем. «…Геля все время не верит в счастье, а когда узнает о законе сорок седьмого года… не удивляется. Словно сбылись худшие ее ожидания»*.

* Рассадин С. Зов несбывшейся любви // Театр. 1967. № 11. С. 18-19.

Чудовищный закон — не фатум и не приказ, требующий безоговорочного подчинения, а некая эманация в реальности скрытых душевных тревог. Фрейндлих в «Варшавской мелодии» сыграла трагическое столкновение неверия в возможность счастья с безумной его жаждой.

В 1972 году в одной из питерских газет была опубликована небольшая заметка о новом исполнителе роли Виктора (до этого его играл А. Семенов). Ввод Анатолия Солоницына многое поменял в спектакле. В Викторе теперь тоже выразилась глубокая горечь, тупая боль одиночества. Но все же в финале владимировского спектакля когда-то так любившие друг друга люди не могли преодолеть разобщенность.

Театры уловили зоринское «подсознательное»: Симонов рассказал светлую историю любви, причина угасания которой не в государственных указах, а в законах самой жизни; Фрейндлих сыграла зоринскую тему недоверия к счастью, закрыв по большому счету глаза на то, что тогда для драматурга было главным — на год сорок седьмой. Оба театра подцензурную политическую тематику перевели в человеческий «регистр», на первый взгляд пойдя «поперек» пьесы, нарушая всю ее логику. На самом же деле — выразили суть «Варшавской мелодии».

Почти через сорок лет в Москве «Варшавскую мелодию» ставит Сергей Голомазов (2009), в СанктПетербурге — Лев Додин (2007). Примечательно, что оба мастера художественные руководители постановок. Режиссеры же — делающие первые шаги в профессии Татьяна Марек (Москва) и Сергей Щипицин (Санкт-Петербург). И потому в обоих спектаклях видны одновременно и жесткий сценический каркас, и юношеская непосредственность.

Мелодии любви Гелены и Виктора в обоих спектаклях стремятся не только явиться в звуке, но материализовать себя в пространстве: на арьерсцене Малой Бронной замерло в ряд семейство «разнокалиберных» струнных — от скрипок до виолончелей (художник Вера Никольская). Неожиданно, смело и зловеще спущены с колосников и нависают над сценой грядой водостоков органные трубы — узнаваемый образ консерватории. Но это скорее внешние, слишком очевидные атрибуты музыки. Главной метафорой «Варшавской мелодии», неразрывно связанной со всеми судьбоносными моментами жизни героев, становятся сперва и вовсе невидимые, но при малейшем прикосновении оживающие упругие нити, из которых, оказывается, «сотканы» плоскости стен. И тут же, «внутри» этого филармонического пространства помещается еще одно, «домашнее» пространство — комната Гелены. Вся мебель обесцвечена временем до бледно-сизого тона.

Он в военной форме, она в простеньком сером платье. Вместе со зрителями слушают Шопена. Эта «Варшавская мелодия» — о том, что можно услышать в музыке или молчании, о том, что вне слов. И эти моменты тишины становятся чуть ли не самими «говорящими» в спектакле. Кажется, непростительно долго Геля надевает ботинки, непростительно долго звучит оркестр. Сергей Голомазов не боится потерять зрительское внимание, наоборот, наполняет внешне статичные сцены внутренним содержанием, особой театральной энергией. И потому не только Виктор, но и весь зал чуть ли не минуту сценического времени глаз не может оторвать от Гелиных сапожек.

Главная партия этой «Мелодии» отдана Геле — Юлии Пересильд. И оттого спектаклю больше к лицу первое название зоринской пьесы — «Варшавянка».

Гелена—Пересильд — с европейской «льдинкой» в голосе и манере общения. Она взрослее, мудрее и сначала даже кажется циничнее Виктора — Даниила Страхова. Но как радуется подарку! «Какие туфельцы!» — причудливым окончанием Пересильд усиливает и без того заметный у героини Зорина польский акцент.

Не секрет, что в театре одно и то же слово может звучать по-разному и означать разное. Юлия Борисова и Алиса Фрейндлих окрашивали восторг в сцене с подарком каждая своими цветами. И если Геля—Борисова, получив подарок, восклицала «Какие туфельки!» и в этих словах, как писали критики, слышалось «Какая любовь!», то Геля—Фрейндлих была рада имен но туфелькам, для нее это была невиданная роскошь. В голосе Юлии Пересильд слышна интонация Алисы Бруновны. Забегая вперед, скажем, что и в интонации полячки Уршулы Магдалены Малки в спектакле МДТ тоже.

1947 год. Закон о запрещении браков с иностранцами. Виктор «ничего не смог придумать». Встреча в Варшаве через десять лет. На пустой сцене — только те струнные, что в начале спектакля находились в глубине. Чувства еще живы и у обоих все изнутри разъедают, выжигают. От варшавского свидания до концерта Гели в Москве — снова десять лет. Она за гримировальным столиком, спиной к Виктору, в профиль к зрителям, торопливо наносит макияж, меняет наряды, один экстравагантнее другого. Он хоть и в галстуке, но вместо пиджака — домашний джемпер. Она надменна и холодна уже совсем другим холодом — холодом непрощенной обиды. Виктор подсаживается к зрителям в первом ряду, вместе с нами слушает песню Гели.

«Жизнь не утешает, но обтесывает», — запишет Зорин в своих «Зеленых тетрадях». Для Голомазова важно, что Виктор Страхова с годами не грубеет, не теряет душевную тонкость. В Викторе—Страхове нет внутреннего сопротивления ни времени, ни советскому режиму, как нет в нем смирения с «предлагаемыми обстоятельствами». Он играет человека, принявшего время, в котором ему выпало жить, как данность. И оттого любовь переродилась в горечь невозможности что-либо изменить. И боль никак не проходит.

В основе сценографии МДТ (художник — Алексей Порай-Кошиц, с использованием идеи Давида Боровского) тоже музыкальная тема: нотная тетрадь, в которой нотный стан — опущенные ряды штанкетов, а ноты — закрепленные на них пюпитры с партитурами. Герои садятся на штанкеты и тоже становятся нотами.

У Виктора — Данилы Козловского, как у Ирины из додинских «Трех сестер», в начале спектакля — вопреки тексту пьесы — никакой радости. Откуда ей взяться, война кончилась только полтора года назад. Нет ее и у Гели. Слушая Шопена, она плачет о своей Польше, очень по ней тоскует. Колкая, с затравленным взглядом. В ней нет ни кокетства, ни азарта обольщения. Пугливый воробушек, она не боится не нравиться, да и не нужно ей это вовсе. В ней нет даже естественности. Она все время напряжена, насторожена. Защищается в форме нападения. Зато в ней много рационального. Она и ходом развития отношений берется дирижировать. И только исполняя песню, раскрепощается, улыбается, верит в счастье.

Время в спектакле спрессовано. Между встречами нет даже световой отбивки.

Свидание через 10 лет. Оба сдержанны. Оба повзрослели. Но не от времени, а от нескладывающейся жизни. Геля—Малка уже перестала бояться жизни, а любовь еще жива, горит. Теперь боится Виктор, советский человек. Его страх оказывается сильнее его любви. Холст медленно ползет вверх, беспомощно падают стулья, пюпитры. Вот только сейчас, а вовсе не в год запрета браков с иностранцами между ними все кончено.

После выступления в Москве Геля кланяется страдальчески, будто вот-вот упадет. Смертельно устала. Но не от безумного гастрольного графика, а от бессмысленности жизни. Она не простила, но любит. И он тоже. И кажется: Виктор придет к ней в гостиницу «Варшава». Но нет, все же находит силы разорвать бумажку с номером.

Мука на лице Геле не исчезает весь спектакль. Память о войне и ее ужасах, недоверие к жизни — константа питерских «Варшавских мелодий». Московские Гели — полные желания жить красавицы-обольстительницы.

В нынешних «Мелодиях» намного больше сходства, чем различий. Как разительно непохожи московский и ленинградский спектакли 60-х годов, так близки по философии и духу спектакли нулевых. Любопытно и симптоматично, что финалы нынешних спектаклей решены в одном и том же ключе. И в Москве, и в Петербурге Виктор и Геля, снова одетые в одежды юности, взволнованные и счастливые ждут в консерватории начала концерта…

В конце 60-х годов XX века зоринская пьеса дышала документализмом. Слишком близки были события, о которых шла речь. В начале XXI века тема человека и государства оказывается побочной партией, звучит аккомпанементом, создающим антураж. Сегодня «Варшавская мелодия» — пронзительная, вне времени и пространства история с сентиментально трогательным завершением судеб. Счастья в жизни не было, но любовь длиною в жизнь была.

Москва. Декабрь 1946 г. Вечер. Большой зал консерватории. Виктор садится на свободное место рядом с девушкой. Девушка говорит ему, что место занято, так как она пришла с подругой. Однако Виктор показывает ей свой билет и описывает девушку, которая ему этот билет продала. В ней Геля - а именно так зовут девушку - узнает свою подругу. В антракте выясняется, что Виктор здесь впервые. Он пытается узнать, откуда приехала Геля, - она говорит по-русски с ошибками и с акцентом, выдающим в ней иностранку. Виктор думает, что она из Прибалтики, а оказывается - из Польши. Они с подругой учатся в консерватории. Она певица. Геля сердится, что ее подруга предпочла концерту прогулку с молодым человеком.

Переговорный пункт. Пустой зал, Геля собирается говорить с Варшавой. Пока они ждут ее очереди, она рассказывает Виктору, как болела два дня, как ее лечили чаем с малиной. Наконец, Геле дают кабину. Когда она возвращается, Виктор хочет узнать, с кем она говорила, но Геля смеется, перебирая вслух имена разных молодых людей. Скоро полночь. Геля хочет, чтобы Виктор проводил ее в общежитие. Но Виктор и не думает расставаться с ней и напрашивается на чай.

Комната в общежитии. Геля в домашнем халатике укладывает перед зеркалом волосы. Входит Виктор. Геля журит его, что он поздно пришел: так они могут не успеть к друзьям на встречу Нового гола. Виктор принес ей подарок - новые туфельки. Геля в ответ дарит ему новый галстук, уходит на несколько минут, чтобы надеть платье. Когда Геля возвращается, то видит, что Виктор спит. Геля отходит в сторону, гасит большой свет. Потом садится напротив Виктора и внимательно на него смотрит. Тишина. Медленно начинают бить часы. Двенадцать. Потом, через некоторое время, час. Геля продолжает сидеть в той же позе. Виктор открывает глаза. Геля поздравляет его с Новым годом. Виктор просит у нее прощения за то, что все проспал. Оказывается, он разгружал вагоны, чтобы заработать Геле на подарок. Геля не сердится на него. Они пьют вино, слушают музыку, танцуют. Потом Геля поет Виктору старинную веселую песенку на польском языке. Виктор говорит ей, что мечтает, чтобы она вышла за него замуж. Он хочет сделать ее счастливой, чтобы она никогда ничего не боялась…

Проходит десять лет. Виктор приезжает в Варшаву. Он звонит Геле и договаривается о встрече. Виктор рассказывает, что приехал к коллегам, что стал ученым, защитил диссертацию. Геля поздравляет его и зовет в маленький ресторанчик, где поет ее друг Юлек Штадтлер. Оттуда видна вся Варшава. В ресторане за разговором Виктор говорит, что женат. Геля тоже замужем. Ее муж - музыкальный критик. Штадтлер замечает Гелену и просит ее спеть. Та выходит на сцену и поет песню, которую пела Виктору десять лет назад, - в новогоднюю ночь. Когда она возвращается, то рассказывает Виктору, что, приезжая в Вавель, всегда пишет записки королеве Ядвиге, чтобы она вернула ей Виктора. Виктор говорит ей, что он помнит все.

Улица. Фонарь. Геля провожает Виктора до отеля. Ему нужно уже уходить, но Геля не пускает его, говоря, что он должен понять: если он уйдет сейчас, то они никогда больше не увидятся. Она зовет Виктора в Сохачев - это недалеко. Завтра Виктор вернется. Но тот не соглашается, просит ее понять, что он здесь не один и не может уехать вот так, на всю ночь. Гелена напоминает: когда-то он смеялся, что она постоянно всего боится. Виктор отвечает: так сложилась жизнь. Гелена говорит, что все поняла, и уходит.

Проходит еще десять лет. В начале мая Виктор приезжает в Москву и идет на концерт, в котором участвует Геля. В антракте он заходит к ней в артистическую. Она встречает его спокойно, даже радуется его приходу. Виктор рассказывает, что у него все идет хорошо, теперь он доктор наук. В Москве он в командировке. А с женой расстался. Гелена говорит, что он - герой. Сама она тоже рассталась с мужем и даже со вторым. Ее друг Юлек Штадтлер умер. Она говорит, что жизнь идет вперед, что во всем есть свой смысл: в конце концов, она стала хорошей певицей. Замечает, что сейчас молодые люди даже женятся на иностранках. Потом спохватывается, что совсем не отдыхала, а антракт скоро заканчивается. Просит Виктора не забывать и звонить ей. Виктор извиняется, что побеспокоил ее, и обещает позвонить. Они прощаются.

Обращаем ваше внимание, что краткое содержание "Варшавская мелодия" не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию произведения.